Семья Захаркиных, живущая в обычном многоэтажном доме в одном из микрорайонов, имеющих не слишком благополучную репутацию, была многодетной. Как так вышло, что дети в этой простой рабочей семье появлялись каждый год вот уже лет десять подряд с завидным постоянством, никто не понимал. Даже сами родители – простая женщина Зина и ее муж Петр, разнорабочий на одном из заводов – не могли четко ответить на вопрос – зачем им столько детворы.
А уж соседям, ежедневно наблюдавшим, как высыпаются, словно мелкий горох, во двор на прогулку дети Захаркиных – всех возрастов и размеров, – то было вообще неведомо. Всезнающие бабки на лавочках строили свои версии: мол, эти Захаркины – не иначе как сектанты, а им положено рожать столько, сколько Бог даст, прерывать беременность сектантам запрещено.
Другие соседки, у которых росли в семье по одному или в лучшем случае по два ребенка, считали, что Зина не имеет лишних денег на эти самые аборты, у нее нет средств даже на еду и одежду при такой многодетности. А Петька, ее муж, мол, вообще не задумывается о будущем семьи – делает свое мужское дело и в ус не дует. Соседи уже сбились со счета, затрудняясь сказать, сколько ребятишек растет в этой семье.
– Что мы их считаем, вон, смотрите, она опять с пузом ходит! – не раз замечала та или иная соседка.
Истины же никто не знал – супруги Захаркины в своей круговерти – дом-работа-дети-опять работа – и снова дети, дети и опять дети – не имели ни возможности, ни привычки общаться с соседями. Не то что они были нелюдимыми, нет, вероятно, им просто некогда было переливать из пустого в порожнее. И никакими сектантами, они, конечно, не были.
Зину никогда не видели праздно сидящей на лавке во дворе – она вечно куда-то бежала с коляской, авоськами и кучей ребятишек, уцепившихся за ее юбку и друг за друга, да еще каждый день развешивала преогромнейшую стирку во дворе на веревках. Балкона у многодетной семьи не было, да и комнат в квартире было всего три. В те годы, кстати, ни о какой стиральной машинке-автомате и речи не было – многие стирали на простых круглых и полоскали белье вручную. А у Зинаиды даже круглой стиралки не было – она обходилась просто стиральной доской и куском хозяйственного мыла.
Жилье Петр получил от завода еще тогда, когда в семье росли всего трое ребятишек – на большее у предприятия квадратных метров не хватило, и очереди в те годы на квартиры были огромными. Да и не из тех людей были Захаркины, кто может потребовать своего: довольствовались малым.
Оба – и Зина, и Петр – были родом из деревни, а там всегда у односельчан было много детей – к тому же ни о каких льготах тогдашние многодетные жители российских сел и слыхом не слыхивали – это было нормой. Выживали кто как может – в селах жили «огородиной», держали скот, сами ткали, пряли, сами шили и вязали одежду из того, что росло на земле – изо льна, овечьей или козьей шерсти. Петр в детстве даже носил посконные рубахи – сейчас никто и не знает, что такое посконь. А это грубый холст из тонкого конопляного волокна. Да-да, из той самой конопли, которая в наши дни приобрела совсем не добрую славу…
В город семья переехала, когда село, где жили молодожены Захаркины, признали малоперспективным из-за того, что рядом начали строить большую электростанцию. Это строительство способствовало и росту самого города на берегу большой реки. Молодежь подалась в город из-за перспективы получить там жилье, работу и неплохую зарплату, а старики либо просто безропотно доживали свой век в ветхих домишках, либо переезжали вслед за детьми в город.
У Захаркиных никого из старшего поколения не осталось – отцы и у Зины, и у Петра погибли на войне, а обе мамы вскоре умерли от болезней и тяжелого труда. Осталась лишь привычка работать на износ да еще и память о рассказах матерей, которые сами выросли в больших семьях и того же желали своим детям.
Так и жили. Дети росли, как трава во дворе – и это в семье считалось нормой. Соседи не раз наблюдали, как ватага детворы гуляла летом во дворе с малышней: если младенец во время прогулки пачкал пеленку (как правило, в коляске она была единственной – ее стелили малышу, заворачивать его было не во что), старшие девочки быстро катили коляску к ближайшей колонке в частный сектор. Вынув кроху из коляски, они дружно купали орущего малыша под прохладной струей, потом промывали пеленку от ее содержимого и вешали ее сверху, чтобы просохла. Младенец «догуливал» уже на голой клеенке – у него просто не было выбора. Из этой же колонки дети пили воду и шли опять играть в вышибалы, скакалки или в казаки-разбойники. И никто – заметьте – у них не болел, во всяком случае серьезно – хотя носами все Захаркины шмыгали дружно и громко с весны до поздней осени. Родители на это особого внимания не обращали.
При этом те мамочки по соседству, которые над своими отпрысками буквально тряслись и не спали ночами, когда у тех был насморк, не понимали: как так? Купают в уличной колонке, ходят в обносках, могут поздней осенью, когда уже замерзают лужи, бегать по двору в дырявых сапогах без носков, без шапок и варежек, и – все здоровы, веселы и румяны?
Сказать, что детвора Захаркиных чувствовала себя несчастной, нельзя. Они любили дружно бегать в ближайший кинотеатр на детские сеансы – благо, тогда билеты в кино стоили копейки. Как ни странно, и учились подросшие ребята неплохо – все они были от природы любознательными и на лету хватали то, что им объясняли в школе. Все они пристрастились к чтению – записались в детскую, а потом и во взрослую библиотеку.
Уроки труда, обязательные в те времена, позволили девочкам научиться неплохо шить, а мальчишки уже к десяти годам могли запросто сколотить табуретку, починить тумбочку или отремонтировать ту же детскую коляску, у которой из-за усиленной эксплуатации часто отваливались колеса.
Маме Зине стало чуть полегче, когда дети подросли: девочки ей помогали с малышами, шили и чинили одежду, готовили еду, мальчишки летом подрабатывали – мыли машины, собирали овощи в пригородном совхозе. Семья каждое лето брала от завода участок под картошку и бахчу, подросшие дети ездили туда помогать родителям. Это было хорошим подспорьем в семье. Деликатесов, конечно, не было, но и голодать не приходилось.
Надо сказать, что все эти трудности не только не сбили с пути детей Захаркиных, но, напротив, помогли им выстоять в те годы перестройки и дикого рынка 90-х. Видя, как живут другие семьи, Захаркины тоже хотели жить достойно. А родители своим примером им всячески показывали, что это возможно добиться лишь трудом. Их никогда не видели в пьяных компаниях, они не употребляли наркотиков, не участвовали в разборках «микрорайон на микрорайон».
И вот в итоге – пожалуй, только эта семья в не самом благополучном микрорайоне города не только выжила, но и стала предметом зависти для тех самых соседей, которые осуждали «многодетников» за их образ жизни. Пожалуй, тут сыграла роль здоровая сельская закваска родителей – простые истины: никогда не завидуй, честно трудись, всего добивайся сам и помогай близким.
Когда старшие сыновья стали хорошо зарабатывать, они с первых своих зарплат всегда дарили матери и отцу подарки. В свои 45 лет Зина впервые надела первое подаренное ей детьми добротное теплое пальто с меховым воротником и красивые сапожки. Как же она была счастлива, как похорошела! А отец получил новенький мотоцикл – на нем он много лет ездил на рыбалку.
Сегодня отец с матерью живут счастливо все в той же небольшой квартирке. Дети выросли, переженились, парни отслужили в армии. Все они хорошо зарабатывают, у каждого из них хорошее жилье.
А у супругов Захаркиных уже 8 внуков и три правнука. На лето старики уезжают на дачу, где у них шикарный фруктовый сад и много цветов. Дачу им тоже построили дети – для всех. Семья часто собирается там на праздники – в трехкомнатной квартирке, где все они когда-то выросли, уже не развернешься.
