В деревне Колю знала каждая собака, а не только ее жители. Любил мужичок в подпитии шляться по избам – где поужинает, где стопарик поднесут, а где и спать уложат, причем не всегда на сеновале – находились такие сердобольные бабенки, что и в постель на перину Колю укладывали…
А ведь у него была жена и трое сыновей, которых Коля «настрогал» еще в молодые годы. Но вот ни воспитывать, ни кормить, ни одевать-обувать он их категорически не хотел. Все это легло на плечи его жены, которая и в колхозе работала, и небольшое хозяйство в порядке содержала, а в доме могла и гвоздь забить, и крышу дырявую залатать в дождливые осенние дни, и забор починить. В деревне ее уважали и правление колхоза за хорошую работу изредка награждало Анну то денежной премией, то отрезом на платье, а однажды на 8 марта женщине подарили сервиз.
Мальчишки, подрастая, видели, как ей нелегко, и рано стали помогать матери. Старший, Вовка, летом пас колхозных коров, средний, Павел, больше любил технику, поэтому лет с 12 начал работать помощником комбайнера. Младший, Петька, помогал матери больше по дому: воды мог натаскать из колодца, дров нарубить да баню истопить…
Отца они видели только по праздникам – он заявлялся в избу в надежде, что его усадят-таки за стол да нальют стакан водки. Если не обламывалась халява, принимался скандалить, бить кулаком по столу и орать, как потерпевший: «Имею право, я отец!».
– Какой ты нам отец? – однажды ответил ему старший сын Владимир. – Ты нам хоть раз ботинки купил? Картошки на зиму запас? Только пьешь да по деревне шляешься!
Подросток рано окреп: у него уже мускулы на руках налились силой, поэтому, когда пьяница отец попытался распустить кулаки, Володя крепко схватил его за запястье правой руки и не дал ударить ни себя, ни мать, ни братьев. Мальчишки обступили мать, как надежный живой забор и смотрели на отца исподлобья, сжав кулаки.
– Ну, гады, вы еще пожалеете, – в бессильной злобе орал Николай, – вырастил на свою голову волчат.
Пацаны только засмеялись ему в ответ – на слово «вырастил» у них был ответ: «Нас мать растила, а не ты, от тебя мы никогда куска хлеба не видели!».
Сыновья уговорили мать развестись с пьяницей отцом и подать на алименты. Думали: хоть какая-то копейка от нерадивого папаши придет в семью. Не тут-то было. Николай ничего не платил, только однажды, когда ему вручили исполнительный лист и участковый при случае пообещал применить закон в отношении злостного алиментщика, Николай, испугавшись наказания, отправил семье денежный перевод на сумму 3 рубля 25 копеек. Получив эти деньги, старший сын не позволил матери потратить ни копейки из этой суммы, а вместе с квитанцией на перевод спрятал их. Пусть лежат, решили все сыновья вместе с матерью.
А Николай уволился из колхоза, где работал скотником (в месяц у него выходило не больше пяти рабочих дней, остальное время – прогулы с пьянкой) и решил путешествовать по миру. О своей мечте он давно рассказывал сельчанам: мечтаю, говорил, по стране поездить, увидать дальние края, может, и к морю махну…
Земляки над ним посмеивались и дали непутевому мужику кличку Миклухо-Маклай, то есть путешественник.
Николай завербовался сначала на Север, потом отправился на Дальний Восток, потом, как в той песне, «бродяга Байкал переехал», а после были города и села, стройки и даже прииски. Но нигде он не приживался надолго: работать Коля не любил и не умел, образования у него не было – в деревне даже семилетку не закончил.
Везде, где устраивался, начинал пить и гулять, бузотерить, пару раз чуть не сел в тюрьму за пьяную драку, трижды отсидел-таки за воровство – пить-то на что-то надо было.
Кличка Миклухо-Маклай за ним так и тянулась, причем и слава летуна и бездельника с криминальными наклонностями тоже шла за ним по пятам. Встречались на его пути и сердобольные женщины, но жениться вновь ему не хотелось – Миклухо-Маклай дорожил своей свободой и не желал, как он говорил, «надевать на ноги вериги».
Напакостив в очередном городе или селе, обманув очередную доверчивую бабенку, набрав долгов, Николай умело «сливался» и отправлялся путешествовать дальше. Добрался и до Черного моря. Там ему понравилось больше, чем на Севере: тепло, можно ночевать на пляже, а работал он где придется: помогал торговцам на рынке грузить фрукты, косил газоны, был носильщиком на вокзале…
Набегавшись по стране, постаревший и не совсем уже здоровый Николай Миклухо-Маклай однажды прибыл в родную деревню. Рассуждал он так: сыновья выросли, наверняка отслужили в армии, начали работать. Не пора ли им позаботиться об отце? Подсчитав в уме примерную сумму, которую он сможет потребовать с сыновей, Коля явился в дом, где его встретили в штыки. Он уже предвкушал новое путешествие и сладкую жизнь…
Выслушав его претензии, все три сына, старший из которых, Володя, был уже женат, дружно указали отцу на дверь и четко дали понять, что ему тут не рады. Мать была на стороне своих детей, она не могла простить непутевому мужу того, что он никогда им не помогал и, в сущности, бросил семью.
Николай сдаваться без боя не желал и не придумал ничего лучше, как подать на сыновей в суд. На процессе он выглядел уверенно, даже принарядился и имел наглость сообщить, что платил алименты. Когда это услышал старший сын Владимир, он спокойно достал из кармана пиджака ту самую квитанцию на денежный перевод и ту самую сумму – 3 рубля 25 копеек – которую семья сберегла в неприкосновенности.
– Вот, те самые алименты, что ты нам прислал в первый и последний раз, – сказал Володя. – Мы не взяли оттуда ни копейки. Забирай свою помощь! И запомни – мы тебе ничего не должны!
Выложив деньги перед отцом, Володя отвернулся к окну. Его душили слезы застарелой обиды, но мужчина взял себя в руки.
Суд, рассмотрев все обстоятельства дела и заслушав многочисленных свидетелей из числа односельчан, которые подтвердили, что Коля Миклухо-Маклай никогда не помогал семье и только колесил по стране в поисках сладкой жизни, в выплате алиментов нерадивому отцу отказал.
Выслушав вердикт суда, Николай Миклухо-Маклай – сразу резко постаревший и полинявший – громко зарыдал.
– Что ж вы делаете, а? – причитал он, жалея себя. – Вы же мне крылья обрезаете! Как мне теперь жить дальше? У меня же нет за душой ничего!
Никто – ни семья, ни односельчане, ни члены суда – ни на секунду не пожалели Николая. Только сын Володя на его слова «нет за душой ничего» – ответил:
– А была ли она у тебя, душа-то?
Коле было нечем крыть, и он горько заплакал…
